Zqjq29fTJzSG4FE9g
Стихия тёмных вод

В шутливых и одновременно серьёзных стихотворениях Григория Скоробогатько тут и там появляется бутылка: то на кассе у лирического героя не спросили паспорт, то дружок заливает без спросу ему за воротник, то за образом горячего поцелуя скрывается прикосновение стекла к губам. Поэтическая серия «Стихия тёмных вод» — ода алкоголю, с которым герой то и дело пытается расстаться, переходя на соки и пиво без градуса. Скоробогатько описывает пристрастие без морализаторства и романтизации — спирт валит с ног и превращает в горбатого старика, но власть его безгранична: сколько ни пытайся, от него не отделаться, — всё равно ночью понедельника обнаружишь себя в заложниках «зелья».

У нас с тобой разные взгляды на море:
ты любишь Черное, а я — Балтийское.
я напиваюсь с горя,
а ты мужиков по углам тискаешь.

И. Пинженин

I

Никаких конфет с ликером,
Никаких пивных дрожжей.
Я прощаюсь с алкоголем,
Как с любимым из друзей.

Будет трудно, будет грустно,
Будет больно чересчур.
Ведь пока в стакане пусто,
Жизнь не жизнь, а больше сюр.

Все убавит в своих красках,
Ночь заменит белый день.
Буду плакать: все напрасно.
Слез с излишком на бассейн.

И бутылки с изумрудом,
И стихию темных вод
Я забуду, я забуду.
Все когда-нибудь пройдет.

Перейду на фреши, джусы,
На примерное питье.
Обнаружу, может, вкусы
В той же «Балтике: зиро».

И исчезнет всякий вызов
Выпить стопку иль графин.
Ну, а там еще повысить:
«Бармен, где ты? Чо стоим?».

Всё представил. Ностальгия.
Столько дней прошло вот так.
Забери меня могила,
Раз уж водки не достать.

Что ж за месть себе я выбрал,
Если был счастливый пан?
Побежал. Язык, как вымпел.
Выпить вот заглавный план.

II 
Ни дня без Алка-Зельтцера!
Едва стучит движок.
С началом жизни сердце
Встречает эпилог.

И ноги еле держат
То две, то пять промилле.
Я рухнул, как поверженный.
Мишень, фигура в тире.

Но вот, пришел товарищ.
Товарищ он с бутылкой.
«Вставай!». Да как тут встанешь?
«Вставай!». А пол обмылок!

Скольжу, хватаю в узел
Все десять ног своих!
Товарищ, блядь, абьюзер:
Залил за воротник.

III 
Голос в моих стихах
Пусть живет до преклонных лет.
Я работал, как сельский батрак,
Не имея больших побед.

Да и этой пустопорожне
Посвящать себя мал резон.
Я поэт — с головы до подошвы,
С сердцем действую в унисон.

Ну и в мой самый крайний закат,
Чтоб там ни было: слава, позор;
Я не буду смотреть назад,
Сожалея о том, о сем.

IV

Водку в двойной пакет,
Отпущена без вопроса
«А сколько тебе лет?»:
Понятно, уже взрослый.

Лысею, что, в общем, не новость,
И силы уже не те…
Прощай, безрассудная молодость!
Не верил, а вот постарел.

V

Поцелуй
Уроженец губ.
Встречается
С родиной часто.

А прощаться ему
Труд.
Как и нам с тобой
Трудно прощаться.

Говорят,
Если реже,
То слаще.
Говорят,
Это важный
Учет.

Ну, а я,
Как заправский
Помарщик,
Это правило
Взял,
Перечерк.

VI

Вдохновлён, вдох нов.
Неспокойно в груди заскорузлой.
Я, пожалуй, на вид плох,
Но внутри целиком необуздан.

Я морщинами весь испещрен,
На спине возвышается горб.
Я, пожалуй, уже дошел
До почетного… Можно в гроб.

А на деле, на деле внутри
Я, конечно, много моложе.
Вот и кожа внутри сатин;
Целиком я  завидно сложен.

VII

Мой жалобный взгляд
Награди своим
Радушием.

Сегодня
Я хотел бы спать
На родных
Подушках.

Не свирепей,
Не колоти меня
Руками
Хрупкими…

Я не трезвел
С того самого дня,
Когда увидел тебя
В юбке.

VIII
Хорошо среди деревьев
Кофе пить и сэндвич есть.
Хорошо вот так, с похмелья
И на лавочке присесть.

Голубей кормить с ладошки
Тем же сэндвичем с филе.
Поедайте, братцы, крошки,
Не стесняйтесь: я поел.

Хорошо сидится в парке,
Солнце греет новый день.
Нет людей на иномарках,
Нет людей вообще нигде.

Голуби, напухнув зобом,
Улетели с глаз долой.
Люди вышли на свободу,
Ну, а мне пора домой.

IX

Я был совсем исчерпан,
Я вылил с глаз по кружке.
Я был влюблён (зачертим)…
Я так любил (нет, хуже)…

И время не спасало,
А было новой болью.
Неоновым плясали
Рисунки на обоях.

И бар горел ночами
(Приятное соседство).
От горя, от печали
Ходил в него погреться.

И был толковый бармен,
Он наливал без счета,
И разливалось пламя
По трубке пищевода.

И за полночь пустели
Столы и стулья с ними.
Зловещий понедельник:
Народ спешил в квартиры.

А мне же было ровно,
Какая там неделя…
Я не повел и бровью:
Налей-ка, братец, зелья…

Иллюстрация: Александра Отхорозия