Прокуратура Химкинской области: как я переводил допрос преступника, которого двадцать лет разыскивал Интерпол
«Здесь никого не интересует, кого и когда ты убил». В Шереметьево поймали сербского беженца Желько, обвиняемого в убийстве. Законный допрос без переводчика прокуратура проводить не может, поэтому знатоку сербского Александру предлагают халтуру — разъяснить все права и свободы заключённого. Рано утром он приезжает в Химки, где узнаёт, что доблестным стражам порядка наплевать на Желько, и убийцу собираются экстрадировать на родину за поддельный паспорт, чтобы там сами разбирались. В отделении скучно: из кабинетов играют частушки, а от нечего делать переводчик гадает по книге Довлатова.
В рассказе Александра Прахта — галерея шаржей на правоохранительную систему: как охранник химкинской прокуратуры загорает летом, зачем конвоирам курилкомобиль, как выглядит «допросная эконом-класса», почему госадвоката больше интересует меню в изоляторе, а не материалы дела, и есть ли в прокуратуре место человечности?
Во вторник вечером мне позвонила Аня. Часы показывали ровно 23:03 — обычно в это время я уже близок к точке алкогольного невозврата. Аня спросила, не хочу ли я взять на утро устный перевод. «Но ведь сейчас карантин?», — неуверенно спросил я, чем сразу себя выдал. «Насрать на карантин», — ловко парировала Аня. «Там перевод в прокуратуре. По протоколу они не могут проводить допрос без переводчика. Процедура назначена на десять утра. Так что можешь потребовать у них любые деньги». Дала номер какой-то Даши из бюро переводов и строго наказала не соглашаться меньше чем на тысячу рублей в час.
Минуты две я принимал сложное решение: икал и переводил взгляд с недопитого пива на листок с номером Даши. Сидеть очередной день дома под карантином не хотелось. Но и желания выходить на полустанке из пенного вагона я также у себя не обнаруживал. Чёрт возьми, я ответственный человек или нет?! Ответственный человек сейчас должен находиться в самоизоляции. Под добровольным домашним арестом. Ловить глоткой пиво дома, а не заразу на улице.
— Здравствуйте, вы, судя по всему, Александр?! Тогда краткий брифинг. Завтра вам нужно будет переводить в прокуратуре для гастарбайтера из Сербии. Его Интерпол разыскивает за убийство! — с гордостью протараторила Даша. Я задумался. Мой разум рисовал картины насилия. Сербский гастарбайтер разбивает чайную чашку, мастерит из неё заточку-дротик с перьями из материалов дела и швыряет его мне точно в зрачок. Я залпом допил пиво и, изображая из себя бывалого профессионала, которому всё нипочём, деловито уточнил:
— Во сколько и куда нужно будет приехать?
— Смотрите, Александр, завтра ровно в десять утра вас будут ждать в прокуратуре Химкинской области. Вас встретит следователь Смирнов…
— Какой области?!
— Химкинской. Извините, у нас на городском телефоне плохая связь. Вас там в десять утра будет ждать следователь Смирнов — запишите его номер — и сотрудники прокуратуры. В допросе участвует человек пять или шесть. Поэтому не опаздывайте…
Я представлял себе уже совершенно иные события. Шестеро дознавателей три часа прибивают степлером к столу гастарбайтера из Сербии. Свёрнутым в трубочку запросом Интерпола выбивают из несчастного показания.
У меня получилось договориться с Дашей только на восемьсот рублей в час. Я не умею торговаться даже с самим собой в отделе с разливными напитками, куда уж мне до выбивания гонораров из кадровички переводческого бюро?! Хотя — если уж быть честным — я согласился даже не из-за денег или возможности выбраться из квартиры. А потому, что у меня не попросили резюме.
Искать на карте России Химкинскую область я не стал. Зато набрал номер следователя Смирнова. Он меня сразу успокоил:
— Вы, Александр, не волнуйтесь. Этот ваш серб не буйный, спокойный. Плюс там будет охрана. Он в наручниках. Никакой особенной терминологии вам не нужно, требуется просто установить его личность и внести некоторые уточнения по поводу гражданства. Час-другой — и дело сделано.
— Понятно. Что-то ещё нужно знать?
— Да, пожалуй. Дело в том, что меня там завтра не будет.
***
Я еду в Химки и радуюсь, что появился повод потратить две поездки с проездного, который из-за эпидемии теперь точно останется незакрытым. Ночью я спал хорошо, кошмаров по-сербски не было. Они, может, и были, но я закрыл на них глаза.
Проблемы начинаются ещё в поезде. Информатор возвещает о приближении к станции Химки, я послушно встаю у дверей. Согласно всем инструкциям дожидаюсь полной остановки вагона. Нажимаю кнопку, ступаю на платформу. Иду к выходу со станции, но вижу, что беззубый охранник тычет пальцем в сторону поезда и мычит на беларуский лад, обращаясь ко мне и людям за моей спиной:
— Гэта Лэвобэрэжная!
Состав захлопывает двери перед носом у двух десятков охуевших людей. Девушка с невообразимой сумкой оповещает собравшихся:
— Эх, хорошо, что я никуда не тороплюсь!
Пока все матерятся, я набираю номер Смирнова. Теперь я точно опоздаю в химкинскую прокуратуру, как бы она ни называлась. Смирнов меня снова успокоил:
— Не волнуйтесь, Александр, не торопитесь. Там всё равно пока адвокат не подъехал. Так что ещё минимум полчаса. Нельзя же начинать без адвоката?! Это было бы непорядочно. Он хоть и государственный, но по регламенту обязан! — и, задумавшись, добавляет: — Присутствовать. А так все уже там — помощник прокурора, секретарь и конвой с жуликом, все на месте. Ну, удачи. Набирайте как закончите.
***
Прокуратура города Химки расположена одновременно вплотную к эстакаде кольцевой автодороги и во дворе жилого дома. Огромная, обитая нелепым мехом дверь поддаётся мне не сразу. Справа от входа стоит мягкий диван. Он отлично просматривается с капитанского мостика — тьфу, вахты охранника. Сам охранник в дорогом чёрном костюме — лишь декоративные «погоны» на куртке не позволяют спутать его с надувным матрасом — спит на рабочем месте, сложив на груди сарделеподобные лапы и натянув на глаза медицинскую маску. Я ловлю себя на мысли, что летом он наверняка ездит на море. Или на дачу. Но в любом случае он там загорает. И, когда загорает, для защиты от солнца нацепляет на нос кобуру от пистолета (вокруг шезлонга, естественно, со стволом в руке носится его пятилетний сын-бородавочник). Потом вся прокуратура, собираясь вокруг кулера, шутит, что на лице охранника отпечатался…
— Вы кто?! — это он спрашивает, резко сдёрнув с лица маску и даже не дохрапев.
«Засада, если её обнаружить и быстро окружить, нанесёт готовившим её такой же урон, какой они сами хотели нанести». Флавий Вегеций Ренат.
— Я переводчик сербского языка.
— Да у нас тут по-сербски никто, вроде, не говорит… Да и зачем сербский переводить, там и так всё понятно! — смеётся довольный своей шуткой страж прокурорского замка.
— Тем не менее, меня вызвали.
— Ну, раз вызвали, садитесь — ждите. А вот вообще, есть у вас бумага, которая подтверждает ваше право переводить?
— Что, простите?
— Да тут был один. Нужно было заверить перевод с украинского языка. А я по-украински говорю, понимаете?! Так я к нему заглянул из-за спины, смотрю… Ужас какой! Я ему говорю: «Ты что же делаешь, братец, у тебя же всё неправильно!» Я вот поэтому спрашиваю про бумагу.
Да, этим он меня сбил с толку. Я не стал указывать на противоречие в суждениях, уместившееся меньше чем в минуту, но воззвал, что называется, к авторитету:
— Я от Смирнова.
— А, что же вы сразу не сказали! Так его здесь нет.
— Я знаю.
— Чёрт те что. Сидите-ждите.
Проходит четверть часа. С улицы начинают заходить разные люди. К моему делу они отношения не имеют. Один из посетителей начинает фамильярничать с охранником:
— Хорошо у вас. Не душно!
На что охранник ему отвечает очень-очень серьёзно:
— Вы знаете, что Григорьев — всё. А?!
— Как всё?!
— А вот так. Со следующей недели не будет работать больше.
— А кто же вместо него?
— Стойлов.
— Это кто такой ещё?!
— Это который до него был. Он нудный. С ним не договоришься. Так что, — делая в воздухе росчерк маленькой ложкой надменно выдаёт охранник, — скоро вы сюда просто так не зайдёте.
— Послушайте, но этого же нельзя допустить! Надо кому-то писать, звонить!
— Пишите-звоните. Только со своего телефона.
После этих слов Ошарашенный вылетает на улицу. Тем временем мне тянет руку помощник прокурора. На пиджаке у него знак без фамилии: «помощник прокурора».
— Я помощник прокурора. Вы переводчик? Супер, адвокат будет с минуты на минуту. Да вот же он!
Акт I: «Жулик» Желько и допросная эконом-класса
В тесный предбанник прокурорской крепости вваливается, расталкивая животом коронавирус, государственный адвокат. В медицинской маске, само собой. Защитник не должен быть без защиты. Будка у него такая большая, что маска, хоть и правильно надетая, всё равно как бы закрывает верхнюю часть лица. Он взглядом оценивает собравшихся, находит человека в самом непритязательном одеянии. Это я. Он нагибается к моему лицу и спрашивает:
— Это вы?
— Боже, нет. Я переводчик.
— Я так и подумал, — говорит. Рыщет глазами в поисках фигуры позначительней, находит помощника прокурора и заискивающе запевает своё «чем могу быть полезен»:
— Сергей Алексаныч, мне конвой позвать?
— Кого вы там позовёте. Они подчиняются только Смирнову, — сонливо реагирует помощник прокурора. На лице его — гримаса «ёб твою мать, после обеда уйти опять не получится». — Сейчас позвоню ему, а он им. Обождите лучше на улице пока.
Я выхожу вон, перед зданием прокуратуры пригласительно пахнет табаком. Инстинктивно закуриваю. Осматриваюсь в поисках источника запаха. Оказывается, дымит конвой. Он расположен в микроавтобусе, который беспардонно припаркован прямо на газоне. Курят трое конвойных, курят с наслаждением — так курит человек у себя на балконе безоблачным утром, вдыхая солнце. На заднем сиденьи разместился худой и угрюмый человек. Сигареты у него нет. Видимо, это и есть «жулик». Я возвращаюсь в здание и с неудовольствием замечаю, что все места на диване заняты просителями. Ничего не остаётся — кроме как встать спиной к резной двери с табличкой «Канцелярия» и наблюдать за беседующими в другом конце коридора адвокатом и Сергеем Александровичем. Слов не слышно, но уже через минуту становится очевидно — к госадвокату здесь относятся брезгливо, причём не потому что он принадлежит к команде соперников, а из-за несерьёзного масштаба личности. Нелепый человечек с постоянной одышкой — в этой шайке он в лучшем случае персонаж Вицина. С неудовольствием замечаю, что у нас одинаковые кроссовки...
Конвой заводит «жулика», и мне удаётся рассмотреть его поближе. Это нестарый мужчина, может, даже моложе моего отца. Его редкие жидкие волосы немыты — после недели-то в изоляторе — и сейчас напоминают рисунок выцветшим фломастером. Правая рука его пристёгнута чёрным наручником к запястью самого недовольного из конвоиров. На ней видны чёткие рубцы: подследственный проводит много времени вне камеры. Видимо, «жулика» постоянно возят с конвоем по разным инстанциям без всякого понимания, что с ним делать. Вблизи серб показался мне ещё более худым, чем через стекло машины. Он постоянно опускает глаза и пытается сгорбить спину, но ему не позволяет это сделать высокий рост конвоира. Ещё двое молодых людей в форме требуют от посетителей освободить диван, что те с облегчением и делают.
Помощник прокурора Сергей Александрович здоровается с конвоем, не обращая никакого внимания на подследственного. Адвокат тем временем притворно высказывает ему «законное требование поговорить с клиентом тет-а-тет». Сергей Александрович добродушно улыбается:
— Требование законное, но невыполнимое. У нас просто нет свободного помещения. Вот я вам сейчас покажу комнату, где мы будем допрос проводить — вообще охуеете!
И по-приятельски приглашает всех ознакомиться со своим кабинетом. Ситуация и правда незавидная, почти всё пространство занимают два рабочих стола — для самого Сергейлексаныча и его секретаря, а в узеньком проходе поставлены четыре стула. Сесть так, чтобы поместились колени, невозможно. «Допросная эконом-класса», — думаю я.
Госзащитник для галочки высказывает своё возмущение. Затем подзывает меня и начинает разговор с подзащитным при всех — здесь и конвой, и, кажется, вновь заснувший охранник.
— Как вас зовут?
— Желько.
— Смотрите, Желько, сейчас рассматривается вопрос о вашей экстрадиции. Вас разыскивает Интерпол. Вы знаете об этом?
— Нет.
— Зачем вам тогда поддельный паспорт?
— Я не знал, что он ненастоящий.
— Да послушай ты, я твой адвокат. Мне можешь говорить правду. Ну не дают нам помещение для беседы, так что же тут! Смотри: в соответствии с 51 статьёй Конституции ты можешь ничего не говорить. Просто молчать и всё! Так можно. Но я не знаю обстоятельства твоего дела…
Ничего себе, думаю, адвокат. Подготовился на славу. Перевожу Желько про Конституцию и его право «молчать хранение». Вижу, что он обрадовался, услышав родную, да ещё и разумную речь:
— А что лучше? — спрашивает он у меня, а не у адвоката. — Мне лучше молчать или рассказывать?
— Не знаю, — я стараюсь отвечать дружелюбно, а не снисходительно. — Ведь я не знаю обстоятельств дела.
— Тогда я просто всё подпишу.
— Он всё подпишет, — перевожу я для «адвоката».
— Да это понятно. Ты спроси его лучше, хорошо там кормят в этом изоляторе?
Я начинаю переводить и лишь на середине фразы осознаю, насколько издевательским получается вопрос. Желько всё понял: он брезгливо сморщил лицо и жалобно сказал:
— Ну, всё время каша…
«Адвокат» интересуется, что он может купить для Желько в магазине. Предлагает: блок сигарет, конфеты, чай, сушки… Тот сдержанно радуется и просит килограмм яблок и килограмм бананов. «Адвокат» доволен. Теперь у него есть предлог ненадолго отлучиться. Конвой тоже рад, ведь теперь им надо звонить начальству и спрашивать, имеет ли «жулик» право принять передачку. Они глумливо шутят вполголоса (разобрать можно только слово «устранение») и по инструкции — один открывает двери, второй прикрывает со спины — ведут подследственного в свой курилкомобиль.
У меня курилкомобиля нет, поэтому я остаюсь на диване. Время идёт… Ах да, деньги! Даша сказала, что мне должны будут подписать акт выполненных работ. Обращаюсь к охраннику:
— Мне в конце нужно получить бумагу о выполненных работах. Это мне потом к Сергею Александровичу обратиться?
Охранник отвечает уклончиво, мол, иди на хуй. От скуки я начинаю гадать на сборнике рассказов Довлатова. Из какого-то кабинета играют частушки.
В течение дня в прокуратуру заходят самые разные люди. Все они получают от бритого клерка некое постановление. Отвечают на протокольные вопросы: вам понятна суть претензий? Со сроком рассмотрения дела согласны? В вашем отношении были допущены какие-либо процессуальные нарушения? Некоторые посетители вызывают у охранника негодование: например, женщина, продающая оптом антисептики для рук. Дозорный прокурорской крепости шипит на неё и нехотя принимает визитку. Тем временем помощник прокурора угрюмо сообщает мне, что дело затягивается. До сих пор не пришёл факс с официальным запросом от Интерпола. Мне остаётся только бродить по Химкам в поисках шавермы. Я курю и думаю о том, как все герои этой драмы — от прокурора до бакалавра наук — встретят вечер трудового дня. Кто-то будет в подробностях и с обильной бранью пересказывать жене дело гастарбайтера с поддельным паспортом, кому-то наконец расстегнут наручник и оставят смотреть в стену камеры ИВС «Шереметьево», кое-кто наконец допьёт вчерашнее пиво, а у охранника будет дел невпроворот — он будет дома отдыхать от безделья. Сейчас он по громкой связи беседует с одной из прокурорских сотрудниц:
— Анна Сергеевна, через полчаса к вам СМИшники приедут. Им маски выдавать?
— Хм… А у нас их много?
— У нас их нет.
Как бы то ни было, ровно через час вся компания снова в сборе.
Акт II: «Я хочу, чтобы всё было по закону»
Запрос из Интерпола получен! Полиция Боснии и Герцеговины с 2003 года разыскивает некоего Желько Миладиновича 1970 года рождения. Ему предъявлено обвинение в тяжком преступлении — в 2000 году в Сараеве он застрелил кондуктора автобуса и ранил четверых пассажиров. Есть все основания полагать, что задержанный с поддельным паспортом неделю назад в аэропорту «Шереметьево» серб — и есть тот самый Желько Миладинович. Пока подследственного не привели, помощник прокурора Сергей Александрович заполняет бумаги. Я сижу рядом. Он поднимает глаза от документов и задаёт мне вопрос, который бьёт все рекорды абсурдности за сегодняшний день:
— А сейчас вообще есть такая страна — Босния и Герцеговина?
Наконец подследственного вводят в тесную допросную эконом-класса. Пока не началась формальная процедура, «адвокат» объясняет Желько следующее:
— Дело вот в чём. Здесь никого не интересует, кого и когда ты убил. Этим будет заниматься следствие в Боснии. Сейчас решается вопрос о твоей экстрадиции и привлечении тебя к уголовной ответственности. А на то убийство тут всем поебать, понимаешь?! Переведи ему!
Я перевожу. Желько всё так же подавлен, но мне удаётся заметить в его глазах какое-то облегчение. Он всем видом говорит: а зачем вы меня тогда сюда привезли, если убийство вас не интересует? Я начинаю вполголоса расспрашивать его о том самом убийстве, и Желько окончательно оживляется. Он начинает бодро рассказывать о нелёгкой доле сербов в сараевском гетто в девяностые, о том, что заступился за брата и вообще чуть ли не устранил бандита, державшего в страхе полгорода — как вдруг Сергей Александрович перебивает нас на самом интересном моменте. Ему сию же минуту необходимо точно установить официальное название Югославии в год рождения нашего серба. Приключенческая сага нашего «жулика» остаётся недописанной.
Наконец помощник прокурора составляет краткую биографию Желько Миладиновича. Вот она, в моём вольном пересказе:
Желько Миладинович, 1970 г.р., родился в городе Сараево, СФРЮ. До 1996 года проживал по месту рождения. В 1992-95 гг. участвовал в боевых действиях (сербо-хорватский и сербо-боснийский конфликты) на стороне Сербии. С 1996 года проживал в Сербии. Утверждает, что был зарегистрирован как беженец Красного Креста. Места постоянной регистрации не имел, работал как разнорабочий, жил в бараках. Примерно в 1999 году вернулся в Сараево и в ноябре 2000 г. в ходе бытового конфликта на этнической почве застрелил кондуктора автобуса и случайно ранил четверых пассажиров. После совершения преступления выехал во Францию по поддельным документам и проживал там до 2018 года, после чего вернулся в Сербию. 10 марта 2020 года приехал в Российскую Федерацию искать работу. Был задержан службой безопасности аэропорта «Шереметьево» по подозрению в использовании поддельного паспорта. Передан сотрудникам МВД и помещён в ИВС до составления обвинения. (Здесь помощник прокурора вставил устную ремарку: «Охуительная подделка, между прочим! Французы за 18 лет не догадались, но наши сразу вкурили, что к чему!»). В настоящее время рассматривается вопрос об экстрадиции Желько Миладиновича в Федерацию Боснии и Герцеговины.
Я перевожу Желько текст документа. Он абсолютно не заинтересован и постоянно спрашивает, где подписать. Я ему показываю, и тут он начинает дотошно уточнять, что нужно писать сначала: имя или фамилию. Приходится объяснить ему, что это не имеет никакого значения, особенно в его ситуации. Эта моя фраза несколько его расстроила. Он уточняет:
— Я хочу, чтобы всё было по закону.
На этом допрос окончен. Сергей Александрович протягивает мне потную руку и велит за оплатой обращаться к Смирнову. Подследственного уводят, я выхожу вслед за ним. В кабинете остаются помощник прокурора и «адвокат». Уже через несколько секунд из кабинета можно услышать раскатистый смех.
***
Когда всё закончилось, я признаюсь, дал слабину. Проходя мимо конвоя, я бросил Желько фразу:
— Nek ti sa srećom!
Удачи, то есть. Конечно, делать этого не стоило. Хоть никто из конвоя не понял, что я сказал, всё равно не надо было. Думаю, понятно, почему. И всё же впервые за день он улыбнулся. Какая разница, заслуживал он этого или нет?
Деньги мне до сих пор не заплатили.
Иллюстрация: Ольга Аверинова
