Холодное молоко

«Животные никогда не смеются, — сказал он. Нам это кажется странным, — сказал я. Что? — сказал он. Нам это кажется странным, — сказал я громко. Он задумался. Христос тоже никогда не смеялся, — сказал он, — насколько нам известно».​ ​
Сэмюэль Беккет, «Моллой»

В город, по каким-то делам, пришли кинологи, и прогнали от себя белую собаку с больной лапой. Её забрал местный — Юра. А кинологи остались, выпивали и беседовали, сидели, ржали, ветер бил по окнам.

Юра повёл собаку к себе домой, в деревню. Собака бежала рядом и тёрлась об его брючину, из-под брючины мелькала голая лодыжка. Юра уважал собак за характер, за ум, за многое и сам имел немного пёсью душу— он был тихий, замкнутый мужик, соседи считали его гадом.

Кормил, поил, собаку, постепенно вылечил — она осталась при нём и терпеливо жила в углу, где доски, в сумерках выходила, бегала, маячила и всех раздражала, к тому же пёс белый, бросается в глаза вечером.

*

Жил в той деревне мужик Стёпа, по прозвищу «Хорошо». Он часто говорил «Хорошо». Берут у него что-нибудь соседи, Стёпа соглашается добрым голосом: «Хорошо», отдают обратно, он опять: «Хорошо».

*

Осень была уже холодная. Ветреным утром ползал снежок, а по ночам замерзали лужи. Продрогшие сороки влетали в форточку, чтобы обогреться, жались, а собака пугалась их, и лезла глубже в доски. У Юры к тому времени сломалась печь, и он замерзал, а соседи радовались.

В такой холодный день хромая собака забежала на двор к Стёпе, а он сидел за столом и пил молоко. Он вышел к псу, на крыльцо, прямо с кружкой. Собака помялась и потянулась к молоку. «Хорошо», — сказал Стёпа и погладил собаку. Собака вздохнула, мотнула головой, а Стёпа продолбил каблуком ямку в мёрзлой земле, вылил молока в неё и сказал: «Пей».

В это время Юра, удивлённый отсутствием собаки, неуверенно ужинал.

Собака радостно лакала молоко. Тут пошёл дождь, и Стёпа побрёл домой, но поскользнулся —так было мокро от дождя, упал у крыльца, и не стал вставать. Хорошо. Он, прищурился и смотрел вверх. Из неба, искрясь, неслись миллионы капель. Раздвинула капли, и появилась довольная морда собаки, застыла над его лицом. «Псина», — тихо сказал Стёпа и улыбнулся.

Наконец, он бодро вскочил, вошёл в избу, оставил дверь открытой, сказал: «Заходи», — и стал смотреть на пса. Хлестал дождь, собачий силуэт едва виделся сквозь густые струи. «Заходи», — повторил Стёпа. Силуэт качнулся, прыгнул и исчез в дожде. «В будущем люди смогут превращаться в собак», — подумал Стёпа.

*

Утром заблестел мокрый как подмышка двор, прилетели запахи, появилось солнце и по деревне пошло тепло. Стёпа-Хорошо проснулся, зажёг папироску, заглянул во вчерашнюю кружку и сел писать письмо. Он писал Юре про его собаку, что это лучшая собака, что он подружился и что пусть она ходит к нему. А Юра жил в холоде, со сломанной печкой и немного голодал, пусть, значит, — подумал, — пёс ходит к Хорошо угощаться.

И Стёпа привечал животное. Собака стала мягче и уже входила в дом. Хорошо улыбался, когда мыши убегали, чуя опасность. Он забирался на печь, укрывался и смотрел на собаку, как она ходит, задевает боками табуреты, нюхает рассыпанные по полу пёрышки, которые насорили сороки. Мирно смотрит на висящую с печи Стёпину руку с папиросой, и засыпает.

*

С горячим сердцем жизнь веселее. Стёпа и собака дружили крепко. Радостная жизнь только однажды замедлилась.

К ним пришла баба с которой дружил Стёпа. Стук в дверь, Стёпа открыл, стоит она. На улице ночь, ветер качает чёрные ивы. Зашла, покосилась на собаку, села за стол, взяла альбом. У людей нет сил, только слабости. Баба смотрела фото.

— Это атеисты? — показала она людей на фотографии.

— Атеисты, — ответил Стёпа

Она встала, ушла, и больше не приходила. Стёпа стал жить спокойнее. Об этом никто не знает, хотя вокруг так много умных и любопытных людей.

*

Иногда собака не давала спать, шумела по ночам. Хорошо тогда слезал с печи и ждал, когда пёс уснёт, смотрел за окно, в чёрный воздух, курил. Над деревьями была луна. Мокрота и запах реки налетали на Стёпу, он наливал молока и вспоминал тот дождь, когда упал у крыльца. Собака поднимала нос, шевелила им, будто бы не понимала ночные запахи, ходила, шумно дышала, зевала и, наконец, укладывалась. А Стёпа тушил папиросу и лез на печь.

Одной такой ночью, он вспомнил разговор про атеистов и решил не ждать, а пройтись, и вышел. Ивы уже посинели в рассвете. Стоять было холодно, он легко побежал, мокрая трава хлестала кроссовки. Уже у леса он услышал сзади суетливый шорох и сопение. Собака бежала за ним.

*

Они нашли дом в лесу. Было холодно, Собака, в поиске тепла, запрыгнула в окно. Вскочила внутрь, присела на пол и криво поползла через комнату. Собака была молодая, любопытная и нарочно ползла по полу, потому что так видно кто прячется под кроватью.

Хорошо прыгнул за ней, побарахтался в занавесках, и оказался в тёмной комнате. Присел от страха на корточки, затаился. Привыкнув ко тьме, увидел бок собаки под кроватью, и двинулся гуськом, стал шарить под кроватью. Думаешь, я тебя не вижу, сказал кто-то прямо у уха Стёпы. На кровати лежал седой мужик и внимательно смотрел на Стёпу. «Ты видел мою собаку?» — спросил Стёпа и заглянул под кровать. Собака была там, и светилась. Она доедала кота. Мужик предложил закопать его. Хорошо согласился со здравой мыслью, и они пошли во двор с остатком кота и лопатой.

Когда мужик копал, Стёпа всё стоял и проговаривал: «Глубже рой, глубже, таких котов надо закапывать глубже».

*

Миша жил в лесу, в доме у него был постоянно меняющийся кот, он никогда не спал, а всё время сидел на кресле и менялся. Миша боялся этого кота, и не сводил с него глаз. Если перемены перейдут с кота на Мишину жизнь, станет опасно. В один день кот зафиксировался и стал неизменным, но это оказалось временным, через день всё вернулось, и было ещё хуже. Этот кот совсем запугал и измучил его, Миша поседел.

От постоянного испуга в нём что-то отделилось, какая-то как бы Мишина копия внутри него же. Не один Миша был в себе, а двое. Первый обыкновенный, а второй — слабенький и тихенький, как повторённое слово. Второй изнутри подбадривал Мишу, но делал это плохо, больше тревожил. Главное, он почти не умолкал. Протиснувшись в пугливые Мишины мысли, он забил собой всю голову. Никогда не отдыхал этот голос, всегда давал свои назойливые советы и поучал, иногда только одним словом, а иногда не затыкался целый день.

Он часто всё что-то успокаивающее и примиряющее ныл: «Не бойся, Миша, всё будет Хорошо. Есть в соседях постоянная собака, она может кота загрызть. А ты что, боишься?» Миша кивал головой и говорил: «Да». А он повторял: «Боишься?» Миша опять дакал головой. В конце концов, он так настроил Мишу, что тот просто сел напротив кота и впал в шок. А внутренний Миша всё твердил: «Боишься? Боишься?»

Будет ли конец мучениям Миши?

*

Однажды вечером, Кот, мурлыча, подошёл к Мише, и сел у его ног. Такой кот может и собаку обидеть, подумал Миша. Не бойся, Миша, всё будет Хорошо, заговорило внутри него. Кот замурлыкал, Мишу стало трясти. Иди в кровать, сказал внутренний Миша. Миша пошёл в кровать, кот за ним. Разумеется, Миша в эту ночь не спал. Он лежал всю ночь, вытаращив глаза на кота.

Нежелательная ситуация — чудовище, рядом с которым не смеешь лежать без опасения, сидит рядом и презирает Мишин дом и всю его жизнь презирает. Не признаёт Мишу другом, любви к нему не питает, уважения не испытывает. А только делает так, чтобы своим присутствием причинить больше забот, и любую печаль или гнев принимает за вознаграждение. Но этот мучитель, при полной своей опасности сам не может отречься от своего главного страха, который забросила в него природа. Его страшный враг — чудовище, грязное и злое существо.

*

Светщаяся собака ворвалась в окно под утро, за ней в комнату проник Степан, из деревни, у которого, как знал Миша, кто-то умер, и стал махать руками за шторами. Выбравшись, он присел, вытянув вперёд руки, двинулся к Мишиной кровати. Миша очень удивился, но больше его захватило облегчение.

— У меня собака убежала, — вздохнул Хорошо.

— Она там! — Миша показал под кровать, из-под которой колыхалось свечение.

Стёпа заглянул под кровать. Собака была там. Она доедала кота. Светящаяся, довольная, вся в кровище, морда, приветливо повернулась к Стёпе.

Надо закопать, сказал Миша. Он принёс лопату и забрал у собаки остаток кота. Уже было светло. Во дворе он стал рыть яму и, вроде, немного увлёкся. Степан говорит: «Достаточно», — а Миша: «Нет, надо глубже». Ну, надо так надо, какое-то время копает. Миша всё не останавливается и Хорошо опять говорит: «Хватит копать», — а Миша запыхавшись отвечает что нет, надо глубже. Копает и копает. Тогда Степан просто забрал лопату у него.

 — Хорош копать, — мягко сказал он, — копать дальше бесполезно. Такой глубины достаточно, а глубже бессмысленно.

— Как мне тебя отблагодарить, Стёпа? — спросил мужик.

— Закапывай. В этом будет твоя благодарность. И перед мной, и перед белой собакой — тоже

— Понятно, — ответил мужик и кинул кота в яму.

— Где моя собака, — донеслось от калитки. Там стоял пьяный Юра.

Юра без собаки жил грустно, чувствовал, что что-то пропало, и решил её вернуть. Он стоял у калитки и смотрел с вызовом, в руке сжимал камень.

 — Да, — сказал Миша, прикуривая сигарету, — собака твоя. Забирай! Будет ещё у тебя пёс, Стёпа.

Но Стёпа планировал выстоять.

— Мы, Юра, — сказал Стёпа, — собаку не отдадим.

— А совесть есть в тебе? — сказал Юра.

— Да ладно! — сказал Миша. — Отдай собаку, Стёпа, она его.

— А если нет? А если собака не согласится к нему? — сказал Стёпа.

Уже поднялось солнце. Юра посмотрел на собаку. С реки прилетал крик птиц. Где-то пели. Миша, Стёпа и Юра молчали. Собака подбежала к Юре и села у его ноги, на её морде было сложное выражение. «Хорошо», — сказал Стёпа, — собака твоя.