Кот и Мышь

Национальная кинонаграда России «Золотой орел» вручается с 2002 года и предполагает несколько номинаций. В этом году награду за лучший анимационный фильм получил мультфильм «Кот и Мышь» Натальи Чернышовой, снятый по сказке Марины Вишневецкой. С разрешения автора мы с радостью публикуем полный текст сказки.

— Мне кажется, они возьмут меня с собой, — сказал Кот.

— А меня? — пискнула Мышь.

Но тут что-то огромно-багровое накрыло ее с головой, и от испуга она не расслышала ответа. Когда же Мышь выбралась наконец из-под кленового листа, Кот был уже далеко.

Люди уезжали с дачи, они носили вещи от дома к машине, и Кот бегал за ними туда и обратно.

— Пожалуйста! — бросилась к нему Мышь. — Ну, пожалуйста, не бегай так быстро! — Она легко обогнала Кота и уселась перед ним на кирпичной дорожке.

— Уйди, — процедил Кот. — Они могут нас неправильно понять.

— Боже мой! У тебя одышка! — Мышь встала на задние лапы и всплеснула передними.

— Если ты сию же минуту!.. — в его желтых, как солнце, глазах появился зеленый колючий блеск.

— Непонятно, почему здесь такой сквозняк, — Мышь суетливо огляделась. — А ты вспотел!

— Ну так вот! — сказал Кот и накрыл Мышь тяжелой лапой.

Лежа под ней, Мышь услышала шаркающие человечьи шаги, а потом совсем близко увидела две пары зловонных кирзовых сапог.

«Бедный, совсем устал. Даже когти забыл спрятать», — подумала Мышь и почувствовала, как ей больно и трудно дышать:

— Эй, с тобой все в порядке? Кот не ответил.

Еще в июле он хватал ее за загривок своими истертыми почти до корней зубами и, можно сказать, без труда волок через двор, или кухню, или спальню — почти каждый вечер. И за это дачники наливали ему молока, а уж дети несли остальное: сыр, хлеб, колбасу, котлеты. Так они и прожили все это лето, перебираясь с одной дачи на другую, пока люди вдруг не бросились прочь — спешно, как от пожара — сначала вывозили детей, потом вещи. Лес и в самом деле стоял, точно в огне. И эти дачники были последними.

Кирзовые сапоги потоптались и двинулись прочь.

— Беги! — Кот приподнял тяжелую лапу. — По кругу. Быстро! А я — за тобой.

— Но тебе нельзя быстро!

— Я прошу тебя, — мрачно процедил Кот. — Может быть, последний раз в жизни.

— Тебе так плохо? — пискнула Мышь. — Боже мой! Что же мне делать?

— Бежать. По кругу! — Кот яростно бил по земле хвостом и, не мигая, смотрел куда-то поверх нее — весь совершенно белый с двумя пятнами цвета топленого молока: на лбу и под правым глазом.

— Ты даже когда сердишься, ты такой благородный, такой породистый! — Мышь встала на цыпочки в надежде поймать его взгляд. — Это тебе я обязана жизнью. Я помню. Я все помню!

Но тут опять где-то рядом сначала запахли, а потом и заскрипели сапоги. Кот схватил Мышь за хвост и, в растерянности подержав на весу, бросил на клумбу, где еще вовсю цвели красные и желтые георгины. Припадая на передние лапы, он потрусил за ней следом и заблудился в высоких стеблях:

— Ты где? Выходи!

— Пусть думают, что ты меня съел, — сказала Мышь. Она упала на огромный желтый цветок и теперь покачивалась, лежа на его глянцевых лепестках. — Садись на солнышке и не спеша облизывайся.

Кот сердито посмотрел вверх:

— А вдруг они сейчас тебя видят?

— Они думают, что я — другая мышь.

— И оставят меня здесь? Чтобы я тебя ловил?! Немедленно слезай! — закричал Кот.

— Только не волнуйся, — сказала Мышь, — я тебя очень прошу. И где бы ты ни был, знай, каждый мой вдох и каждый мой выдох — это благодарность тебе за то, что ты тогда…

В этом месте Кот обычно прерывал ее, говоря: «Ах, право, какие пустяки» или «Я положительно не мог поступить иначе!» — и голос его, и глаза, и шерсть делались совершенно бархатными. Но сейчас Кот взревел:

— Сколько можно нести эту чушь? Как я мог тебя съесть? Чем? Слезай и смотри! Разве это зубы? Разве этим едят?! — и в ярости стал грызть стебель георгина.

Цепляясь за его сочные лепестки, Мышь верещала:

— Скажи, что ты пошутил! — и, не удержавшись на цветке, плюхнулась на землю: — Ведь ты пошутил?

Кот хмуро разглядывал муравья, тащившего на спине крошку хлеба.

— Но зачем ты сказал тогда… — всхлипнула Мышь, — когда впервые поймал меня: «Я дарю тебе жизнь. Беги, малышка!», если ты не мог меня съесть уже и тогда?

— Потому и сказал: «Беги».

Мышь сделала несколько неуверенных шагов и растянулась среди двора:

— Ты обманул меня.

Кот затравленно оглянулся:

— Уеду и лежи, сколько хочешь. А сейчас, умоляю, один кружок!

— А не то съешь? — Мышь бойко вскочила на задние лапы, передними раскрыла кошачью пасть и всунула в нее свою голову: — Але ап!

Кот почувствовал, что ему нечем дышать. Он попятился, но Мышь с еще большим рвением вталкивала себя в него. Кот захрипел, зарычал, засипел, лапы его подогнулись, он повалился на траву — и лишь тут Мышь выпорхнула наружу:

— Бедненький, ты еще жив?

— Ыф, — выдохнул Кот.

— Это я подарила тебе жизнь. Ну же? Беги, малыш! — она вздохнула и неспешно побрела прочь.

Кот закрыл глаза. От усталости он задремал, но услышав, как кто-то шуршит в траве, крикнул сквозь сон:

— Это ты? — и вскочил и увидел перед собой маленького зеленого Попугая.

— Я, — кивнула птичка. — А что?

— Ничего, — выдохнул Кот, оседая в траву. — Я думал, что это не ты.

— А это — я! — радостно сказал Попугай.

Кот снова прикрыл глаза. Во сне ему показалось, что кто-то расхаживает по его спине и вынимает из шерсти колючки. И Кот снова спросил:

— Это ты?

— Я! — весело ответил Попугай.

А потом множество ног и рук забегало и засуетилось вокруг. Одни ловили зеленую птичку, другие гладили и почесывали Кота.

Пойманного Попугая сунули в клетку, а Кота, наоборот, взяли на руки и понесли к машине. И долго везли по прыгавшей под колесами дороге. Когда же наконец привезли, сразу налили полное блюдце молока. А вечером, только изжарив, дали истекавшую маслом котлету.

Вторую Кот стащил среди ночи сам — аппетит приходил к нему всегда среди ночи. Чей-то голос, словно бы запертый в железной трубе, вдруг донесся издалека и сменился царапаньем. Кот задвинул остаток котлеты под плиту и медленно двинулся на странные звуки.

Закованный в железо хриплый голос бубнил:

— Не могу! Я здесь больше не могу! — он раздавался из большого бидона, который, как и другие вещи, привезенные с дачи, стоял посреди гостиной.

Встав на задние лапы, Кот повалил бидон на округлый бок. Крышка отвалилась, и на ковер выползла Мышь. Она жадно хватала ртом воздух:

— Кошмар… Мышеловка какая-то! Но не могла же я бросить тебя одного.

— Есть сыр, хлеб и немного котлеты, — вежливо сказал Кот.

— Нет-нет! Отдышусь и — сразу за дело. Я хочу, чтобы они тебя уважали с самой первой минуты.

— Они меня и так уважают, — сказал Кот, опустив черные, как ночь, глаза.

— Уже? Но за что?

— За то, что я не съел их любимого Попугая.

— Но это нечестно, — пискнула Мышь.

— Честно. Я его в самом деле не съел.

Мышь суетливо огляделась:

— А таскать меня за загривок ты будешь потом, когда все проснутся?

— Таскать тебя за загривок я больше не буду.

— Потому что ты добренький-предобренький, да? Потому что теперь тебя кормят за это?

— Да, — сказал Кот.

— Но это неправда! Ты не добрый, ты — старый!

— Вероятней всего, очень старый.

— Только не пытайся меня разжалобить! — взвизгнула Мышь и полезла в бидон. — Я требую, чтобы меня отвезли обратно!

Кот вылизал лапу, которой трогал шершавый бидон, и ушел доедать котлету. А Мышь до рассвета тихонечко плакала, прижавшись боком к прохладному бидонному дну. Когда же она наконец задремала, Кот вытряхнул ее на ковер и схватил за шкирку. От радости Мышь ойкнула и бодро, как это бывало у них всегда, скомандовала:

— Вперед! Рысью! Тигром!

И Кот послушно побежал, можно даже сказать, помчался. И оттого, как осторожно он нес ее в своей пасти, у нее снова перехватило дыхание.

Выскочив на балкон, Кот опустил Мышь на пол.

— Сейчас попробуем с какой-нибудь птицей договориться, — отдышавшись, сказал он.

— О чем? — удивилась Мышь.

— Ты ведь хочешь обратно. А это, знаешь, как далеко! Эй, Ворона, вас можно на минутку? — и Кот просунул морду сквозь железные прутья.

— Кто — я? Это я хочу обратно? Да я…— Мышь так пылко размахивала лапами, что вскоре балкон ушел из-под них.

Вереща от страха, Мышь полетела вниз. А вверх мимо нее летели балконы и окна, летели долго, пока она наконец не шмякнулась в продолговатый деревянный ящик, в котором уже доцветали белые астры.

Из соседнего ящика — в нем доцветали настурции — на Мышь, не мигая, смотрел большой Серый Кот.

— Вы молоды… Вы полны сил! — с волнением пролепетала она. — И вы, конечно, можете меня съесть.

— Я? Вас? — изумился Кот.

— Вы молоды, — улыбнулась Мышь. — И вы, безусловно, вправе.

— Да кто же сейчас ест мышей?!

— А вот представьте, некоторые едят! Я только что чудом спаслась от зубов одного такого!

— Надо же! — Серый Кот с любопытством взглянул на гостью. — Я слышал, это и невкусно, и негигиенично.

— А главное — неблагородно! Но вы, я вижу, совсем другой. Вы никогда, неправда ли, никогда?..

— Я? Никогда, — Серый Кот смущенно кивнул.

— А ведь могли бы! — Мышь перепрыгнула в соседний ящик с настурциями. — Мне можно посмотреть ваши зубы?

— Да, пожалуйста.

— Как вы добры! Я вижу, мы станем друзьями! — и, приподнявшись на цыпочки, Мышь залюбовалась сверкающими на солнце резцами. Кот раскрывал свою пасть все шире, Мышь заглядывала в нее все глубже: — Ай, а какие клыки! А за ними!..

Но последней фразы она досказать не успела. Тяжело поперхнувшись, серый Кот вздрогнул, охнул и, сам не заметив как, проглотил ее целиком.

— Варвар-то, варвар какой! — завопила с березы Ворона.

Кот подавленно огляделся.

— Мышь ему рыбью кость доставала из горла. А он ее хлоп — и с хвостом!

— Кость или мышь? — закричали воробьи.

— Ах, варвар! Ну, варвар! — орала Ворона.

Серый Кот неуклюже запрыгнул в форточку, но и дома ему было слышно, как кричат за окном воробьи. Блаженная сытость туманила мозг.

— Осмыслить, — пробормотал себе Серый Кот, — осмыслить произошедшее. — И растянулся у батареи, нежно журчавшей обещанием тепла.

Осмысление, думал Кот, промышление, отопление… пока не провалился в глухой, без сновидений сон, из которого не мог выбраться до самого утра.